БАЙРОН (BYRON)

биографическая драма
Продолжительность: 144
Великобритания 2003
Режиссер: Джулиан Фарино
Продюсер: Рут Баумгартен
Сценарий: Ник Дир
В ролях: Джонни Ли Миллер, Ванесса Редгрейв, Наташа Литтл, Филип Гленистер, Джули Кокс, Стивен Кэмпбелл Мур, Камилла Пауэр и др.
Музыка: Эдриан Джонстон
Оператор: Дэвид Одд

---

28.12.2004

«Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? чёрт с ними! слава Богу, что потеряны. Он исповедался в своих стихах, невольно, увлечённый восторгом поэзии. В хладнокровной прозе он бы лгал и хитрил, то стараясь блеснуть искренностию, то марая своих врагов. Его бы уличили, как уличили Руссо – а там злоба и клевета снова бы торжествовали. Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением. Поступок Мура (поэт Томас Мур уничтожил записки Байрона, о чём Вяземский писал в статье, на которую и отвечает в своём письме Пушкин. – В.Р.) лучше его «Лалла-Рук» (в его поэтическом отношенье). Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. – Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе». А.С. Пушкин. Из письма к П.А. Вяземскому, вторая половина ноября 1825 г. (Цит. по: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.: Наука, 1966. Т. X. С. 190 – 191).

Собственно говоря, на этом можно было бы и завершить рецензию. Лучше Пушкина не скажешь. Всё именно так: «Он и мал и мерзок». Как мы. В этом видят свою сверхзадачу современные режиссёры и продюсеры, рядя героев Шекспира в костюмы трансвеститов или заставляя гениев напыщенно произносить банальность за банальностью, да и то лишь в редких перерывах между граничащими с откровенной порнухой эпизодами соблазнения прехорошеньких, просто хорошеньких и вовсе нехорошеньких девиц. Или мальчиков, удовлетворяя тем самым идиотским требованиям политкорректности, у которой цель одна – задемократизировать человечество до окончательного отупения, то есть превратить всех нас в жующее стадо.

Ну вот, граждане пассажиры, поехали. В соседнем купе – Джордж Байрон, лорд в шестом поколении, хромой большеротый господин в папильотках. Пьёт горькую, репетирует речь в палате лордов против станков в Ноттингэмпшире, вспоминает услады с мальчиками, девочками и многодетными замужними женщинами, например, с собственной сестрой, тупо сидит перед чистым листом бумаги, тиранит положительного плотного господина (ничего страшного, это его слуга, но тоже, между прочим, живой человек, не хуже ваших бумагомарак), пророчествует скорое утопление заросшему рыжими волосами приятелю, р-революционеру и р-романтику Шелли, как ни странно без всякого интереса поглядывая на его будущую вдову, сочинительницу «Франкенштейна», поминает всем известного Дон Жуана и никому, кроме школьных училок, не ведомого Чайльд Гарольда, а под занавес цитирует «Когда время моё миновало» Бориса Пастернака (правильно, совершенно чужие, можно сказать, чуждые Байрону русские стихи).

Ну вот, граждане пассажиры, отстегните ремни, приехали. Наш самолёт (поезд, дилижанс – нужное подчеркнуть) прибыл из дождливого Лондона в солнечный (чего ж так льёт-то, эдак и лихорадку подцепить недолго!) городишко Миссолонги. Представим, что там до сих властвуют турки. Не получается представить? И не надо. Один такой допредставлялся – преставился, не успев встать, поклониться, уйти. Так ведь лорд же, ушёл, значит, по-английски. Не прощаясь. А толстый коротышка Томас Мур (ну тот, что «Сельское кладбище» до Жуковского сочинил) взял да и пожёг его записки. Пётр Андреич Вяземский князь повозмущался было, да Александр Сергеич Пушкин московский мещанин его укоротил. А чё – так оно и было в натуре (см. в начало).

На том сиденья, виденья, совокупленья и выпиванья, продолжавшиеся без малого два с половиной часа, закончены. Никакого вам романтизма, ни даже романтики: принял – поимел, и все дела. Позвольте вам выйти вон. И выйдем с чем входили, нет, хуже - обалдев от рыжих, чёрных, белых, от англичанок, гречанок, итальянок, короче, от байроновых баб. А что до байроновых од дело не дошло – так оно, право, и к лучшему. Помер в 36 лет, и слава богу, а то написал бы не три тома, а девяносто, как Лев Толстой яснополянский (хлопнет стакан водки – и пошла писать губерния!), а бедным школьникам учить…

Нет, ребята Фарино-Дир-Баумгартен, всё не так, не как вы думаете, что и мы думаем так же. Не так, как вы, был он мерзок, и уж совершенно точно – не так, как вы, мал. Сколько бы вы ни старались – НЕ ТАК. По-своему. Опять же – лорд. Не говоря уж – Поэт Божьей милостью.

Впрочем, кто теперь их читает, поэтов? Да и зачем читать, если можно посмотреть киношку, отчего-то неправильно названную «Байрон»…

А как было бы правильно? Да уж сказал выше – «Байроновы бабы».

«Что же с нами происходит?» - спрашивал Шукшин. А ничего. Уже ничего не происходит. Всем политкорректным стадом в ногу идём на бойню. Пушистые, жующие, тупые, малые и мерзкие, одинаковые. Все до единого. Все как все. И что ж говорить прикажете о Джонни Ли Миллере или Ванессе Редгрейв? Актёры в кинематографе – не герои, а статисты. Тем более в кинематографе не режиссёрском – продюсерском, априори политкорректном, радующемся «в подлости своей унижению высокого, слабостям могущего».

Рецензия: В. Распопин